Анзор Музаев — С ЕГЭ чудес не бывает

Интервью с заместителем руководителя Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки Анзором Музаевым.

Анзор Ахмедович, расскажите, пожалуйста, о себе: где вы учились, кем хотели стать и могли ли предполагать, что ваша деятельность будет так тесно связана со сферой образования?

Когда я учился в школе, то предполагал, что пойду по стопам отца и буду работать в милиции следователем. Конечно, мое будущее мы активно обсуждали с родителями, но все же до старших классов определенности никакой не было. Но все решил случай: мы узнали, что при Чечено-Ингушском государственном педагогическом институте (так этот вуз назывался раньше) работают курсы юного педагога для выпускных классов.

Два года я ездил на эти курсы, занимался русским языком, математикой, физикой. Лекции нам читали вузовские преподаватели, и это было очень интересно. Выпускные экзамены я сдал отлично, и мне сказали, что после получения аттестата меня готовы автоматически зачислить в этот институт.

Вы сразу приняли решение?

Практически сразу, хотя, не скрою, раньше рассматривал и другие варианты. Но этот институт был самый молодой вуз в Грозном, с новыми корпусами, с интересными преподавателями – в этом я уже успел убедиться, занимаясь на курсах. Собственно так и началось мое погружение в профессию.

Одна из неотъемлемых составляющих жизни будущего педагога – практика в школе…

Мы проходили практику в двух школах, и в каждой была своя специфика. В лицее при Грозненском нефтяном институте у нас была работа, связанная не с преподаванием, а с воспитательной работой. В другой школе я и мои однокурсники уже вели уроки: труд и общетехнические дисциплины.

Люди не сдавались, и ни один из вузов не закрылся – честь и хвала нашим студентам и их родителям, всему профессорско-преподавательскому составу

Планировали ли вы оставаться в школе?

Нет, с самого начала я знал, что буду учиться дальше, а затем если и займусь преподаванием – то только в вузе.

Так и получилось. В середине девяностых в Чечне была ситуация сложная: институт я уже заканчивал в 1996 году после первой военной кампании. В Грозном продолжать обучение в аспирантуре было уже невозможно.

Я уехал учиться в Махачкалу, в Политехнический университет, выбрал специальность «Технология машиностроения». Работы было много, я собирал материалы для диссертации, проводил эксперименты, ездил на консультации к научному руководителю в Астрахань, участвовал в конференциях и готовился к защите.

В 2003 году я вышел на защиту в Санкт-Петербургском государственном техническом университете. И все это время преподавал в Чеченском государственном педагогическом институте и Грозненском государственном техническом университете.

Чем вам запомнилась преподавательская деятельность в вузе?

Она совпала с очень сложными временами в истории нашей республики и всей страны: бушевал кризис, обесценивались деньги. Грозный был разрушен после первой военной кампании.

Но люди не сдавались, и ни один из вузов не закрылся – честь и хвала нашим студентам и их родителям, всему профессорско-преподавательскому составу. Несмотря на отсутствие зарплаты, обстрелы и блокпосты они выходили на учебу и на работу.

Сидели у печек-буржуек, в помещениях с заклеенными пленкой окнами. Посещаемость была стопроцентная! Люди верили, что все изменится в лучшую сторону, что переходный период – это временно. Так все и произошло.

И они победили, победила наука и желание сохранить нашу высшую школу.

Многих из этих ребят я встречаю и сейчас: они стали инженерами, учителями, работают в администрации и в правительственных структурах. И я горжусь, что тоже приложил руку к их воспитанию, к тому, что они стали законопослушными гражданами России, патриотами своей родины – и республики, и страны.

Современные студенты – это другие люди? Не такие, как студенты 90-х?

Конечно, и время сейчас другое, они живут и учатся совсем не в таких условиях, как раньше, у них иные запросы...

А студенты образца середины 90-х – начала 2000-х годов – люди другие. В свои 18-20 лет они много повидали и пережили, поэтому были вынуждены раньше повзрослеть.

Ценили каждую минуту, прожитую в кругу семьи, проведенную с друзьями, ценили жизнь, хотели учиться. То, что происходит в республике сейчас – это сделано стараниями этих самых ребят, их умением и желанием изменить все к лучшему.

Ваша деятельность на посту министра образования и науки Чеченской республики совпала с многочисленными переменами в сфере образования, в том числе с введением ЕГЭ. Какие возникали сложности, как их удалось преодолеть?

Я стал министром в январе 2008 года, и до введения ЕГЭ в штатный режим у нас было очень мало времени – всего полтора года. Все было разрушено, большинство школ не соответствовало нормам, к тому же катастрофически не хватало педагогов, мы понимали, что нормального учебного процесса в последние годы не было.

В школах оставались энтузиасты, как могли помогали родители… Восстанавливалось все медленно, гораздо медленнее, чем мы могли себе позволить.

И уж тем более не было никакого понятия об апробации, участие в экспериментах, пилотных проектах ЕГЭ.

В современных КИМах вопросы построены так, что делать шпаргалки бессмысленно – любой вопрос направлен не на знание одного конкретного факта, а на умение мыслить

Истинный масштаб бедствия мы оценили в 2008 году, во время экзаменационной кампании, когда предложили школам по КИМам провести пробный экзамен.

Скажу честно, если бы в это время ЕГЭ был обязательным – больше половины выпускников просто бы не получили аттестатов.

Как вы выходили из ситуации?

Весь следующий учебный год – 2008-2009 – мы проводили серьезную работу с одиннадцатиклассниками, усиленно готовились к экзаменам. Но все равно уверенности в том, что ЕГЭ будет сдан так хорошо, как нам бы хотелось.

В мае 2009 года мы с Рамзаном Ахматовичем Кадыровым обсудили ситуацию, еще раз проговорили, что далеко не все выпускники получат аттестаты, и это может вызвать серьезное социальное напряжение в республике. Но тем не менее, было принято решение проводить экзамен объективно, какие бы результаты ни были.

И какие результаты вы получили в 2009 году? Удалось ли за год исправить ситуацию?

Я считаю, что удалось. Не смогли преодолеть минимальные барьеры 36% выпускников – по сравнению с тем, что было в 2008-м ситуация улучшилась.

Нам позвонили из Минобрнауки РФ и предложили снизить минимальные пороги балл в республике, чтобы увеличить количество выпускников, получающих аттестат. Но мы попросили оставить все как есть, поскольку ситуация объективная, и школьники, и педагоги должны понимать, что ее надо решать не снижением порогов, а повышением качества образования.

Чеченская республика одной из первых установила видеонаблюдение в пунктах проведения экзамена. Почему вы решили это сделать?

Как я уже говорил, мы за объективность. Видеонаблюдение у нас появилось во всех аудиториях и пунктах проведения экзамена в 2009 году, в штабах были компьютеры, куда выводилась информация, а в Центре дистанционного образования – нашем ситуационно-информационном центре – сводилась информация со всех компьютеров республики, сидели наблюдатели, которые контролировали процесс сдачи экзамена.

Если где-то было нарушение – мы сразу его пресекали. Кроме того, на ППЭ выезжали наблюдатели из молодежного парламента – словом, та схема, которая сейчас используется на федеральном уровне, у нас работала с 2009 года.

И объективность результатов наших выпускников ни у кого не вызывала сомнения: мы получили благодарность от министра образования и науки РФ, от Президента РФ, от премьер-министра.

Владимир Владимирович Путин подчеркнул, что Чеченская республика проводит экзамен объективно и ставил нас в пример другим регионам.

В течение пяти лет, которые я занимал пост министра образования республики, мы вышли с 36% на 12% ребят, которые не получили аттестат – то есть динамика была очевидной.

Как восприняли педагоги такой «форсированный» подход к экзаменационной кампании?

Конечно, было трудно – и самим педагогам, и администрации школ, и ученикам. Но все же отнеслись с пониманием: если бы не такой подход, мы просто бы не вышли из того замкнутого круга, в который попали в конце 90-х.

Сегодня ЕГЭ признан «зоной, свободной от списывания». Но все же некоторые выпускники не оставляют попыток воспользоваться шпаргалками, телефонами и т.д. С какими самыми необычными подсказками вы сталкивались на практике?

Вариаций было много – благодаря системе видеонаблюдения мы видели и бумажные шпаргалки, и телефоны, и многое другое.

Больше всего меня удручила шпаргалка, которая была изъята в одном из регионов – выпускник принес на экзамен распечатку со скачанными темами для сочинений. Он скопировал первые 300 тем, которые нашел в поисковике, даже не потрудившись ознакомиться с демоверсиями контрольно-измерительных материалов.

То есть совершенно непонятно, как такой неподготовленный молодой человек мог быть допущен к экзамену. Поэтому мы поехали в школу и провели там серьезный разговор с педагогами и администрацией.

Были ребята, которые пытались отправить вопрос по телефону – но мы это пресекаем как видеонаблюдением, так и средствами подавления связи и «рамками» при входе.

Некоторые пытались вынести вопросы из аудитории – на листах или записать даже на руке – но благодаря видеонаблюдению «проскочить» никому не удается.

Так что при той системе контроля, которую мы выстроили, школьникам легче подготовиться, чем пытаться списывать. К тому же в современных КИМах вопросы построены так, что делать шпаргалки бессмысленно – любой вопрос направлен не на знание одного конкретного факта, а на умение мыслить.

Помимо обязательных дисциплин, каждый выпускник может выбрать экзамен по выбору. Какие предметы предпочли бы сдавать вы, если бы сейчас готовились к ЕГЭ?

Помимо обязательных русского языка и математики – историю, которая всегда была одним из моих любимых предметов, и физику.

Считается, что экзамены – это огромный стресс для школьников. Согласны ли вы с этим утверждением? Или считаете, что экзамены – это штатная рабочая и учебная ситуация?

За время работы в Рособрнадзоре я посетил много пунктов сдачи экзаменов: начиная от «продвинутых ЕГЭ-регионов» – Москвы и Санкт-Петербурга – до юга России. И нигде я не видел дрожащих и бледных выпускников. Сосредоточенных – да, озадаченных – да, но никакого ужаса, о котором так много говорили родители этих школьников, не было.

Я считаю, что стрессовая ситуация часто создается, как это ни парадоксально, в семье. Родители начинают требовать от детей 100 баллов, предъявлять претензии, обвинять в том, что они «не оправдали надежды»… И это абсолютно неправильно.

Не каждому дано быть «стобалльником», не каждому дано быть гением: все люди совершенно разные, и требования к детям должны быть разумными, трезвыми

Семья должна поддерживать, помогать. Родители должны рассказывать ребенку, что любят его не за ту оценку, которую он получит, а за то, что это их ребенок.

Не каждому дано быть «стобалльником», не каждому дано быть гением: все люди совершенно разные, и требования к детям должны быть разумными, трезвыми.

И важно помнить, что на экзаменах жизнь не заканчивается – все только начинается. Экзамены сдавали, сдают и будут сдавать все, причем не только в школе.

Откуда же взялась эта ЕГЭ-паника?

Сначала – от того, что люди не были готовы к объективной оценке. Если результат плохой – то сразу принимались репрессивные меры: наказывали педагогов, увольняли директоров, не допускали школьников, которые могут показать плохие результаты, к аттестации… На самом же деле это не решало проблему, а только усугубляло ее.

С ЕГЭ чудес не бывает: ни один новый директор, ни один педагог не может за год обеспечить стопроцентную успеваемость там, где ее не было раньше. Пример Чеченской республики, который я приводил, очень показательный: за пять лет вышли с 36% не преодолевших минимальный порог до 12%. И это было, повторю, пять лет, а не год или не несколько месяцев.

Сейчас уже приходит понимание того, что работать надо системно.

И тем не менее успешно сданный ЕГЭ – это пропуск в высшую школу, причем на перспективные специальности и на бюджетные места…

А вы уверены, что это правильно – всем стремиться в вузы? Почему-то считается, что высшее образование – это некий «социальный лифт», при этом большая часть выпускников вузов не идет работать по специальности.

В Советском Союзе, кстати, в вузы шли примерно 30% выпускников школ, и далеко не все становились дипломированными специалистами. Для остальных тоже находилась сфера применения, и это вполне логично.

Еще одна обсуждаемая сегодня тема – нагрузка на школьников. Увеличилась ли она?

Могу сказать по своим детям и по своему опыту – мне кажется, что они заняты больше, чем мы в свое время. Хотя я тоже посещал кружки, секции, но для меня это была разгрузка, удовольствие. Сегодня же многие дополнительные занятия (особенно в старшей школе) связаны с обучением, с предметной подготовкой. Так что расценивать их как «разгрузку» можно с очень большой натяжкой.

Анзор Ахмедович, вы воспитываете пятерых детей. Чему, по вашему мнению, важнее всего научить их?

Меня в детстве учили – и я передаю это своим детям – что если ты не полезен своей семье, то ты не будешь полезен своему городу, а значит и региону, и целой стране.

Нельзя быть эгоистом, надо всегда поддерживать своих близких, подставлять им плечо, помогать друг другу.

Нужно с уважением относиться к тому обществу, в котором мы живем, объединять людей, уметь погасить конфликт. И если ты с уважением относишься к людям, то и тебе такое же уважение возвращается.

Что бы вы хотели пожелать читателям портала «Российское образование»?

Всем, кто учится, я желаю получать удовольствие от учебы, впитывать знания, совершенствовать их. И пусть сейчас вам может быть сложно, но в будущем вы получите дивиденды от своей учебы, надо просто набраться терпения.

И, конечно, желаю всем счастья и удачи.

Новости  ЕГЭ